Удалить из сообщества. Скопировать ссылку. Незаметно присоединяйтесь". Сергей Лукьяненко - "Сердце снарка". МДС Леонид Каганов - Итак Хоминоиды. Аркадий Гайдар. Сказка о Военной тайне, о Мальчише-Кибальчише и его твёрдом слове. Олег Дивов. Занимательная логистика. В этом плейлисте пока нет ни одной аудиозаписи. Евгений Юсупов запись закреплена 7 июл Я верю в вас!. Евгений Юсупов запись закреплена 1 июл Евгений Юсупов запись закреплена 16 янв The Cranberries.
Animal Instinct. Евгений Юсупов запись закреплена 30 июл Книги Аудиокниги 28 июл в Сборник лучших рассказов Братьев Стругацких. Спонтанный рефлекс. Человек из Пасифиды. Испытание "Скибр". Шесть спичек. Стругацкие Аркадий и Борис. Забытый эксперимент. Чрезвычайное происшествие. Первые люди на первом плоту. Евгений Юсупов запись закреплена 7 июн Лепра 6 июн в Показать полностью… Если задуматься, то к кинофантастике можно смело отнести толкиеновское фэнтези, мистические триллеры и даже фильмы ужасов.
Но так как наш сайт к кино имеет очень посредственное отношение, то расскажу я вам о десяти наиболее любопытных научно-фантастических фильмах, которые вышли за последние несколько лет. Научная фантастика всё же гораздо ближе к тематике нашего ресурса, да и любителей этого жанра, я думаю, среди наших читателей найдётся немало. Сразу оговорюсь, что в рамках данного материала я расскажу исключительно о своих личных впечатлениях и фильмах, которые понравились именно мне.
Так что, если я не упомянул какой-то ваш любимый фильм — не расстраивайтесь и не бросайтесь на меня с критикой, а лучше поделитесь с нами его названием в комментариях к статье. Я постараюсь рассказать вам не только о дорогих голливудских блокбастерах, но и о фильмах, снятых за сущие копейки, но при этом стоящие вашего пристального внимания.
Очень сложно порой заметить малоизвестный фильм, который прозябает где-то за яркой рекламой и дорогим маркетингом многомиллионных постановок. Также я постараюсь не обделить вниманием наших читательниц, ведь девушки порой тоже любят фантастические истории. Для вас, прекрасные дамы, я тоже подготовил пару кинофильмов, которые могут вас заинтересовать. Но хватит вступительных речей, пора уже побеседовать и о фильмах. Человек с Земли The Man from Earth Невероятно талантливая работа режиссёра Ричарда Шенкмана, которому удалось всего за долларов снять замечательную научно-фантастическую историю об университетском профессоре Джоне Олдмэне, который решает переехать жить в другой город и собирает коллег и друзей на прощальную вечеринку.
В разгар своих проводин профессор признаётся друзьям, что он бессмертен и его возраст более 14 лет. Из-за того, что он не стареет, каждые 10 лет ему приходится переезжать на новое место жительства, чтобы не вызывать подозрений. Коллеги поднимают Джона на смех, расценивая это признание, как очередной его гениальный розыгрыш. Но чем больше профессор рассказывает о своей жизни, тем сложнее понять — шутит он или говорит правду. Фильм действительно снят за копейки, и действие происходит в одном-единственном помещении — доме профессора. Весь упор этой кинокартины делается на тщательно продуманные и выверенные диалоги.
А уж диалоги-то здесь просто на загляденье! Попробуйте уделить этому фильму немного своего времени, и вы не останетесь разочарованными. Сценарий этой гениальной ленты написал один из оригинальных сценаристов культового сериала Star Trek. А популярным данный фильм стал во многом благодаря тому, что на одном из его немногочисленных показов в кинотеатре пираты записали фильм на камеру и распространили запись в Сети.
- проводины в Инстаграм новые фото в instagram каждый день.
- сайт знакомства для женатых.
- проводины фотографии!
Режиссёр после этого лично поблагодарил владельцев пиратского сайта, который способствовал тому, чтобы о фильме узнали зрители. Если вы до сих пор не видели этот фильм — у вас появилась отличная возможность расслабиться и прекрасно провести вечер в компании с любимым человеком и прекрасной фантастической лентой об отношениях и путешествиях во времени. В центре сюжета мужчина по имени Генри, который страдает редкой формой генетического заболевания — синдромом перемещения во времени. Заучивал, как ему казалось. Утром невозможно было вспомнить даже приблизительное. Пару раз операцию добросовестно отработал.
Знаешь, откуда она взялась? Негры мерзли как цуцики. Это делать сподручней, когда поёшь. Толчок, Петя переступил порог лаборатории. Тексты сочиняли сообща. Особенно хорош случился Павка, рифмы шлепал как оладьи. Все стало оцениваться определенными мерками. Ах, как жизненно! Вернее, наоборот. Голова разъезжалась. Как, извиняюсь, поживает Актер, удавившийся благодаря байкам приторного старика?
Дно все-таки или день? Вдруг начинало маять, зачем именно эта пьеса, чему она учит? Поразительно, Петя порой глубоко понимает Яворского. Отчего это так близко? А, может, попросить Евгения отдать фразу Бубнову-Пете? Американцы отдыхают. Споры случались горячущие. Именно, правда! Бродвей сожрет реализм вприкуску. Чувство правды, вдохновение! Что мы, нищие какие? Новый год получился. Они устроили овации дикие. Лариску Вершинину, Катьку Храмцову, Осипову. Вот это фокус!.. Марина где-то оторвала невиданную рубашку цвета морской волны.
Чуть зарделся. Евгений налил шампанского. Будемте смотреть, чем нас поразит племя молодое, надеюсь, незнакомое. Где-то эксперимент. Петя враз ощетинился. Отчебучили сцену азартно, заработали гомерические аплодисменты, следом тотчас ударил спор. Спохватились, гремели бокалами, орали совсем счастливо. Некий угрястый студент вовсю обихаживал Валю Краснопевцеву.
Повезло несказанно, угрозу миновали. Наташа непослушными пальцами долго ковыряла замок облупленной, трещиноватой, предельно зачуханой двери. Наконец, дверь отомкнулась. Достаточно просторная комната. Справа импровизированная кухня, слева спальные места, две кровати.
Петя стоял безразлично. Вон шлепки. Неуклюже разделся, стянул ботинки, пальцы безбожно заныли. Петю давила усталость. Наташа сняла ногу, распрямилась. Сестра замужем, брат тоже сидит. Петя заколдованно сидел. Достаточно отчетливо проявились контуры кровати, которую предложила Наташа. Было, подумал: что делать? Осознал, решения непосильны. Встал ядрено, пружинисто. Отец ласково потрепал затылок чада. Стало по-настоящему весело. Легло точно, беспрекословно… Это будет припевом, очевидно. Минут через двадцать оторвался, нужен куплет. Нестерпимо потребовалось вколотить стихи.
Это казалось мучительным, несправедливым. Увлажнились глаза. Снова начал пробовать найти фразы, через пару часов песня сложилась окончательно. Весь организм звенел, это было счастье. Выкладывал ночь досконально. Собственно, причем тут Лариска?.. Брал гитару, пытался напевать песню, рука сама откладывала инструмент. Торт наверняка будет. Петя поднял вопрос. Петя психанул. Вечером вооружился метлой, лопатой, принялся чистить. Принялся заливать. Даже напротив, где-то в душе он был благодарен Артему за такое завершение вечера. Он поймал себя на мысли, что, наверное, и сам хотел подобной развязки, чтобы остаться одному, и вот так, спокойно, опуститься на теплый галечник, и смотреть на колышущиеся в воде городские огни, зачарованно смотреть, как плывет на стреле портового крана, точно звезда, яркий прожектор, слушать мягкий шелест прибоя и просто перебирать, как четки, наиболее яркие и памятные события последних дней, и этим создавать в душе покой и умиротворение.
Он стал так делать по совету отца. Это вселяет тревогу и уныние. Неожиданно Женька подумал: а вдруг именно здесь, вот на этом самом месте, сидел когда-то, волею судьбы закинутый на чужбину в годы великой смуты, его далекий прадед и, покусывая соленый ус, проливал горючую казацкую слезу в тоске о родном доме, близких, к которым он уже никогда не вернется. По семейным преданиям Женька знал, что его прадед-старовер Арсений Балябин, старший урядник Забайкальского казачьего войска, георгиевский кавалер, ушел в Манчжурию с семеновскими частями в начале х.
Потом тайком дважды переходил границу, тоскуя о жене и детях, приходил в станицу Байкальскую, рядом с легендарным Отпором-разъездом, ставшим потом городом Забайкальском. Последний раз это было в начале зимы го, когда его чудом отвела судьба от красноармейской пули. И больше он уже не возвращался. А в м родился Женькин дед Андрей Арсеньевич. С тех пор о прадеде лишь доходили скупые слухи. Последняя весточка была о том, что он осел сначала в Харбине, а затем перебрался в город Дальний и служил в торговой фирме русского купца Чурина. А потом… Потом, как рассказывал уже дед, году в м, семья вдруг получила письмо без обратного адреса от неизвестного человека, который писал следующее:.
Судьба нас свела на Ляодунском полуострове. Там шли ожесточенные бои с Квантунской Армией. Нам помогали китайские части, среди которых воевал небольшой взвод русских китайцев, живших здесь еще с Гражданской войны. Командовал ими потомственный забайкальский казак Арсений Балябин, уже в летах, но крепкий и отважный мужик. Так получилось, что мы вместе защищали одну высотку и сидели в одних окопах. Там между боями он и поведал мне свою судьбу. После того, как он последний раз перешел границу, он понял, что назад пути нет.
Сначала жил в Харбине, перебиваясь с хлеба на квас, потом перебрался в город Дальний. Сильно тосковал о семье, о России. Долго жил один, потом в одной русской торговой конторе, где работал, приметил одну китаянку, и они стали жить семьей и родили дочурку. Нет мне прощения. Когда наши войска объявили войну Японии и начались бои на китайской территории, он пошел добровольцем в китайскую армию. Носил георгиевский крест. Шальная его зацепила, когда он поднимал в атаку взвод. Он умер у меня на руках, взяв с меня слово передать родным хоть малую весточку.
По понятным причинам я не могу сообщить своего имени и адреса. Да хранит вас Господь. В конверт была еще вложена фотография, где прадед был снят в казачьей форме вместе с таким же, как он, но незнакомым казаком. Они стояли, прислонив друг к дружке головы, в фуражках с царскими кокардами, чубатые, усатые, подпоясанные ремнями, но без портупей, погон и шашек, облокотившись на высокой точеный столик на фоне фигурной балюстрады, лебедей, кипарисов и пальм.
Внизу фотографии надпись: Дальний, год. Боже мой, как это было давно. Женька часто подолгу вглядывался в тонкие славянские дедовские черты, точно пытался разгадать его непростую жизнь на чужбине, запечатленную в короткий фотографический миг. О чем тот думал в этот миг, на кого смотрел в прожитых годах, кому предназначал пожелтевшую от времени фотокарточку?
Венчанной с ним Катерине Тимофеевне, сыновьям ли, внукам? А может, уже успел привязаться и к другой семье? Хотя, если судить по письму, тосковал мужик по оставленному дому сильно, до самой смертушки. Говорили, что Женька сильно похож на фотографии на своего прадеда. Может сейчас, да. А в детстве ему совсем так не казалось. Он смотрел в зеркало на свои припухшие не оформившиеся ребячьи черты, белесые кудряшки, сравнивал с фотографией и всерьез думал, что его обманывают.
А ему так хотелось быть похожим на своего легендарного прадеда, георгиевского кавалера с такой непростой судьбой и такой героической смертью. Его нисколько не смущало, что прадед был белогвардейцем и командовал отделением в одной из сотен атамана Семенова. Напротив, он очень гордился, что тот остался, до конца дней своих, верен казачьей присяге, и принял смерть в бою вместе с русскими братушками, отстаивая интересы России.
Конечно, к таким мыслям он пришел не без помощи отца, деда и бабушки. Они же и привили ему гордость за то, что он староверских казачьих кровей: у казаков, как известно, самая сильная любовь к отчему краю, а по душевной стойкости вряд ли кто сможет тягаться с семейскими.
Может быть, отсюда и потянулась та незримая ниточка, приведшая Женьку на этот галечный берег Желтого моря, где в каком-то месте покоится прах его прадеда? А может, этот прах давно залит асфальтом и по нему бегут автомобили, ходят люди или поезда. Женька подумал: хорошо бы отыскать могилу бравого казака, и тут же понял, насколько эта мысль нелепа. Но воображение бурлило, толкало на действия, ведь они с прадедом сейчас близки, как никогда.
Может ради этого короткого мига, который больше никогда не повторится, он, Женька Балябин, пошел в школу с китайским уклоном, потом поступил в университет на востоковедческий… Завтра он обязательно поедет в Порт-Артур. Одно это слово будоражило Женькино сознание, трепетной дрожью пробегая по каждой клеточке тела. Мягкая волна набегала на галечный берег, точно пытаясь обнять его, а Женьке чудилось, что все это происходит до сих пор где-то в глубинах морских….
Артем пришел только под утро. Все-таки не зря, видимо, Женька чуть ли не насильно засунул ему в карман, накануне похода в ресторан, гостиничную карту. Наверное, иногда надо ставить человека в экстремальные условия, чтобы тот начал самостоятельно мышей ловить.
проводины Инстаграм хештег
Когда Артем постучался в дверь, Женьке спал крепким утренним сном. Проснулся только тогда, когда стук стал сильным и требовательным. Артем хмурый, с поникшим чубчиком, в несвежей футболке, краснолицый и понурый стоял на пороге. Чувствовалось, что на старые вчерашние дрожжи легли свежие пивные. Как быстро ночь минула. Выхлоп у тебя просто сказочный. Женьке показалось, что заснул он еще в полете. И захрапел тоже в нем.
Женька минуту понаблюдал за парнем. Тот упал на кровать навзничь, неудобно подвернув руку. Черты лица его разгладились и показались Женьке совсем детскими, особенно безвольные, пухлые, чуть приоткрытые губы, стянутые сухой чешуйчатой похмельной коркой. Опять же совсем по-взрослому смотрелась глубокая и некрасивая поперечная морщина у самого переносья. Ощущение минутного превосходства у потомка забайкальского казака быстро улетучилось. На душе стало даже немножко мерзковато от такого ублюдочного самолюбования, точно ты был пьян и, в одночасье протрезвев, увидел мир таким, каков он есть.
А ведь было. Женька подошел к кровати и поправил неловко закинутую руку Артема. Уже вовсю рассвело. В приоткрытую фрамугу прорывался еще слабый, не набравший силы в эти утренние часы уличный шум и долгожданная свежесть. Прямо на плоской крыше стоявшей рядом низкоэтажной постройки сухопарый старик в синем френче, черных брюках, кроссовках и фуражке делал традиционное китайское у-шу.
Движения его были плавные, взгляд устремлен в себя. Он был так близко, что Женька сверху смог рассмотреть его худое, уже даже не желтое, а какое-то землистое старческое лицо в синих прожилках и обвисших мешках под красными, как у бассет-хаунда, глазами. Он представил, вот бы сейчас рядом с этим дедком поставить непротрезвевшего Артема, какие бы коленца он стал выделывать? Снизу, из гостиничного ресторана, проникали в окно манящие запахи. Солнце уже почти пробилось из-за крыш, где-то близко трещала, как сухие еловые сучья в костре, обойма зажженной пиротехники. Женька этому не удивился, он знал, что таким образом китайские владельцы лавчонок и магазинчиков отгоняют злых духов, мешающих прибыльной торговле.
Неплохой способ, но слишком уж шумный и совсем не подходящий для столь ранних часов. Он представил, как в его родном городе кто-то в сладкосонные утренние часы вдруг выкинул бы подобный финт.
Н-да… Женька покосился на Артема — слышит или нет? Точно в подтверждение его мыслей Артем что-то пробурчал во сне, перевернулся на спину и захрапел еще сильней. Будить его было бессмысленно. Женька отметил про себя, что вновь звезды складываются для него удачно. Брать Артема с собой в таком состоянии было просто самоубийством.
Пряный летучий парок из-под полукруглых колпаков, что укрывали емкости с приготовленной едой, возбуждал аппетит. Был шведский стол, и Женька с удовольствием плотно позавтракал, начав с солененькой морской капусты и закончив традиционными, приготовленными на плетеных из тальника мелких корзиночках, цзяоцзами китайские пельмени на пару. Вчерашнее приподнятое состояние души от предстоящей поездки в Порт-Артур,возвращалось после крепкого молодого сна.
В холле за стойкой администратора, рядом с пластмассовой пальмой и искусственным фонтанчиком, уже сидела другая девушка, теперь в темно-синей атласной кофточке, похожей покроем на русскую косоворотку, но с теми же драконьими узорами. С гладко зачесанными назад блестящими волосами сяодие барышня была похожа на восковую куколку. Видя, что высокий стройный парень направился в ее сторону, она тут же внимательно-вопросительно улыбнулась. Или, в самом деле, здесь процветает коммунистическая муштра?
Уж не знаешь, что и думать. Оказалось, что прямо от железнодорожного вокзала в Люй Шунь так теперь называется легендарная крепость, что в переводе означает место, удобное для поездок ходят несколько туристических маршрутов, и для Женьки здесь нет действительно никаких проблем. Он поблагодарил это почти виртуальное кукольное личико, которое зарделось при словах благодарности, и в ответ услышал похвалу, что он неплохо шпрехает на ее родном, а в артемовской интерпретации, на тарабарском языке. Женька опять рассыпался в комплиментах по поводу нарядов девицы и ее красоты, что привело ее в сильное смущение.
Она, кстати не без кокетства, потупила черные глаза, а к восковой кукольности добавился густой румянец стыдливости, отчего у парня даже нежно дрогнуло сердце. Пауза чуть затянулась. Утро было свежее, хотя солнце уже взошло. Чувствовалась близость моря. Женька поежился, то ли от свежести, то ли от мимолетного флирта, и двинулся в сторону вокзала, машинально отмечая про себя, что если дома в это время только начинают просыпаться, то здесь город живет уже полнокровной жизнью: что может двигаться — двигается, способное давать доход — дает.
Вряд ли это мог совершить народ, который спит до обеда. И войну выиграть, и атомную бомбу изобрести, и первым в космос слетать, и даже китайцев научить — все смогли. А сейчас что же? Вокзал был в двух шагах, и Женька подошел к группе кучкующихся на площади таксистов, чтобы узнать, как найти нужную ему турфирму. Если токарь — это профессия, то таксист, скорее, состояние души. И если на первом месте у него стоит выгода, то на втором… тоже выгода. Он старается не только обобрать клиента, как липку, но при этом сэкономить еще и на бензине.
Он может как репейник цепляться к тебе, не отставая ни на шаг, заглядывать в глаза, твердить, что все рейсовые автобусы и электрички давно ушли, и остался только он — разъединственный спаситель, который совсем за смехотворную цену, в огромный, просто немыслимый убыток себе, домчит тебя, бедолагу, до нужного места, к подъезду, и чуть ли не въедет по лестничным маршам на любой, необходимый тебе этаж.
Если ты достаточно твердо попросишь оставить тебя в покое, он, как тонкий психолог, сделает это без особого сожаления. Но уж если ты попал к нему в лапы, и чемоданчик твой в его багажнике, тогда он — верх услужливости. А лучшего попутчика для задушевных бесед, пожалуй, не сыскать вовсе. Даляньские таксисты, как заметил Женька, были совсем не похожи на шеньянских, которые работали строго по счетчику. Видимо на них наложила отпечаток жизнь в торгово-фартовом, к тому же еще и портовом городе, с нескончаемым потоком доверчивых и покладистых туристов-лохов.
Поэтому они и ринулись всей кучей, почувствовав такого в Женьке. Заправилой во всем выступал круглолицый и круглотелый китаец, с изъеденными верхними зубами, куривший беспрестанно какие-то очень уж резкие местные сигареты. Сквозь его короткую стрижку, точно плешина редколесья, проступала довольно внушительная лысина, что для китайца большая редкость. Он гарантировал поездку в лучшем виде на любом транспорте — такси, микрике или автобусе, которые подождут Женьку на месте, сколько надо, и уладят любые формальные трудности.
Предложение было, конечно, заманчивое, но за все про все таксист определил сумму в долларов, или юаней — среднемесячная зарплата синеблузой администраторши с кукольным личиком, с которой несколько минут назад заигрывал Женька. Он знал, что цена в Китае при торге может упасть вдвое, но все равно ниже юаней никто из таксистов ехать не соглашался. А пути то в оба конца всего 50 верст. Женька прекрасно понимал, что это дорого, очень дорого, и попробовал прием твердого отшивания. Прием сработал, и от него потихоньку отстали, но тот, с изъеденными зубами, видимо, стажировался у российских таксистов и не отходил от Женьки ни на шаг, продолжая без конца смолить свои сигареты.
Женька решил поехать на рейсовом автобусе, и был наверняка уверен, что в Порт-Артур за день их ходит десятки. Он увидел справа от вокзала большое скопление автобусов и, направившись туда, обнаружил, что это автовокзал, и здесь же находилась фирма, которая занималась организацией перевозок туристических групп. Он подошел к кассе и ему, как и в случае с кукольнолицей администраторшей, ответили, что уехать в Люй Шунь нет никаких проблем.
Но изъеденнозубый все не отставал от него, пытаясь что-то объяснить. Женьку ждало разочарование. Оказалось, что Люй Шунь — закрытая зона, и для ее посещения нужно специальное разрешение и куритель сигарет обещал все устроить в полном ажуре, отчего и ломил цену, хотя и еще уступил 50 юаней. Женька уже готов был согласиться, но в это время к кассе подошла небольшая группа русских туристов. Земляка везде встретить радостно и приятно. Разулыбались, разговорились. Больше всех говорила одна невысокая, пухленькая, со свежим личиком девушка в гавайской цветной рубахе, джинсах, бандане, с маленьким голубым рюкзачком за плечами и в больших солнцезащитных очках.
Оказалось, что они также держат путь в Люй Шунь на экскурсию. Женька поделился своей проблемой. Меня Юлей зовут. Переносица и подглазья ее были, точно необдирным просом, обсыпаны мелкими конопушками. Вот вырвал пару деньков для культурного обогащения. Потом подумала и весело добавила: — И себе тоже.
В это время к ним подошла стройная китаянка и с небольшим акцентом заговорила на очень даже неплохом русском:. Есть одна формальность — по дороге, на пропускном пункте, нам надо оформить разрешение на проезд. Юля указала на Женьку и рассказала в двух словах суть проблемы. Пока девушки разговаривали, Женька обратил внимание, что кожа на миловидном лице китаянки и на руках была белой, по местному выражению, как китайский белый нефрит, чуть тронутой южным загаром. Он знал, что это большая редкость для Китая.
Когда же он встретился с китаянкой взглядом, отметил еще одну особенность — глаза ее были светло-карими, с черными бусинками зрачков. Тоже большая редкость. Они смотрели, как показалось Женьке, спокойно и доброжелательностью, но не более. Вот с Юлей все гораздо проще — ее бледно-голубые, как китайское небушко, глаза — это ее душа, вся на виду, еще, по-видимому, не обжегшаяся серьезно ни разу, без рубцов, распахнутая миру, нередко встревоженная, но в доминанте веселая и жизнерадостная, иногда восторженная, доверчивая и, наверное, жертвенная.
Вон ведь как за него хлопочет. А может это национальное? Говорят: восточная скрытность, русская распахнутость. Гм, распахнутость как-то не очень для девушки…. И назвала его чисто по-китайски — Жень Я. Интуиция Женьке подсказывала, что проблема должна быть решена. Хотя бы по одной веской причине, что ему обязательно надо было попасть в Порт-Артур.
А когда чего-то сильно хочешь, обязательно должно получиться. Что касается Оли-китаянки, то наверняка это не первая группа, которую она сопровождает, и коли говорит, что сможет помочь, то, скорее всего, так и будет. Он нашел взглядом изъеденнозубого. Тот стоял в сторонке и смолил свои сигареты. Женька встретился с ним взглядом и выразительно пожал плечами. Тот все понял, что-то буркнул, зыркнул недобро на Олю, в сердцах бросил окурок на асфальт и скрылся за ближайшим автобусом.
Интуиция Женьку не подвела, но каких трудов это стоило Оле, оставалось только догадываться. Когда на пропускном пункте она скрылась с паспортами и бумагами в сером двухэтажном здании, не было ее достаточно долго. Пассажиры стали потихонечку нервничать, и Женька кожей почувствовал общее досадное молчание, которое словно пары нашатыря, было разлито по автобусу. Даже Юля подозрительно притихла. Женька загадал: если все сложится удачно, как это было в последнее время, то ему здесь, в Срединном терракотовом царстве, должно крупно повезти. Наконец Оля появилась вдвоем с приземистым китайцем, похожим на изъеденнозубого, одетым в серую фирменную с темным околышем фуражку, такую же рубашку и черные брюки.
Судя по энергичным и резким фразам, разговор был серьезным, жарким и бурным. Но, если брать в расчет наступательные жесты, перевес был явно на стороне Оли. Все же было видно, что другая половина занимала оборону — китаец молча слушал без возражений, а когда они подходили к автобусу, то больше согласно кивал. Наконец он вскочил на подножку, обвел всех дежурным взглядом, недобро кольнул зрачками Женьку и, спрыгнув на землю, пошел открывать шлагбаум. Когда Оля вошла в автобус, Женька вжался в сиденье. На миг ему показалось, что это вошла его строгая мать, сердито и гневно сверкая своими ясными выразительными глазами, в редкие минуты негодования.
Большое вам спасибо. Теперь я ваш должник, — галантно, вложив все свое вдохновение, и почему-то на китайском произнес Женька. Мои земляки в каждом иностранце почему-то видят шпиона. Оля, какая ты молодец! Слушай, а почему тебя называют Дэном? Меня зовут Жень Я, сокращенно — жэн, что по-китайски значит человек.
А еще, я как-то рассказал ребятам о Дэн Сяо Пине — отце китайских реформ, и мой приятель Артем быстренько окрестил меня Дэном. Но я не обижаюсь…. Вот если бы тебя звали Ню Ра, — сам, рассмеявшись своей шутке, произнес Женька, — я бы знал, как перевести первый слог ню…. Сигнал был принят. Всю оставшуюся дорогу они весело болтали о всякой всячине, испытывая обоюдное удовольствие от безобидного легкого флирта, точно давние знакомые. Так вот она какая, легендарная высота — последний оплот обороны Порт-Артура!
Головокружительная скалистая круча каменистыми уступами, почти отвесно срывалась к морской глади, в которой плавали живописные островки небольших утесов. С нее открывался широкий обзор на морской горизонт. Даже немыслимо было себе представить, что эту природную крепость можно было как-то одолеть с моря. День уже вовсю разогнался, и безоблачная небесная синь слилась с морской, обратившись густой маревной дымкой. Легкий бриз теребил листья кустарников, играл иголками длиннохвойной сосны, которой поросли окрестности.
В траве до одури звенели цикады. Пик высотки венчало похожее на колодезный журавль длинноствольное артиллерийское орудие, кажется, совсем не тронутое временем, отливавшее вороненой сталью. В самом ли деле оно стояло тут во время обороны крепости, или его установили уже позже, как музейный экспонат?
Чуть ниже, в небольшой ложбине, точно специально защищенной от обзора с моря, расположились приземистые бетонные казематы. Они как бы вросли в каменистый пейзаж, поросли травой и кустарником и были похожи на природные пещеры. Здесь же стояли уже современные легкие павильоны, какие-то мосточки, дорожки, переходы, по которым чинно прохаживались туристические группы. Женька замешкался: куда вначале пойти? Решил, что сначала вместе со всеми пойдет в небольшой павильон, где наглядно была представлена вся панорама той героической обороны Порт-Артура.
Его падение началось с Цзиньчжоуского сражения, на узком перешейке, который защищал 5-й Восточно-Сибирский стрелковый полк на дальних подступах к морской базе русских. Силы были неравные. И когда во много превосходящие в численности дивизии японцев под командование барона генерал-лейтенанта Ясукаты Оку овладели русским портом Дальний, нынешним Даляном, стало ясно, что крепость окружена и с суши, и с моря.
А как дрались русские! В течение 13 часов отбили 8 последовательных атак японцев. Всего при около четырёх тысячах человек, при 65 орудиях и 10 пулеметах русские противостояли орудиям, 48 пулеметам и 35 тысячам японских солдат! При этом потери были почти в пользу русских. Об этом гид — пожилая китаянка с редкой проседью в жестких волосах — сообщала дежурным, бесстрастным китайским языком, который потом Оля переводила на русский. Так же бесстрастно, спокойно и даже равнодушно воспринимали это и окружающие.
новыезнакомства фотографии
А Женьку просто распирало от какого-то непонятного нетерпения. Разве так надо рассказывать о том, как японцы пошли на третий штурм вот этой самой высоты, где сегодня бродят разноцветные туристы, наслаждаясь морскими видами, покупая безделушки и сувениры и как бы мимоходом внимая сопутствующей информации столетней давности.
Женьке казалось, что люди приехали сюда, чтобы просто скоротать время, а если что и переспрашивали у переводчика, то просто из вежливости. А ему хотелось кричать, жестикулировать, показывая на видневшиеся из окон павильона бетонные казематы, рассказывать, как по ним били японцы из осадной артиллерии. Она включала в себя девятнадцать мм гаубиц, стрелявших фунтовыми снарядами на десять километров. Ближе с моря японцы не решались подходить к высотке, опасаясь ответного шквального огня.
Русские дрались отчаянно. Ключевой пункт оборонительной системы — легендарная высота — отражал все наземные атаки противника. Ударные колонны японцев прицельным огнем и взрывными контратаками русских сметались вниз, пока северные окрестные склоны не покрылись трупами вражеских солдат. В этом сражении японцы потеряли убитыми 7,5 тысяч человек, русские — 1,5 тысячи! Это случилось примерно в такие же сентябрьские дни. Наверняка и погода была такая же солнечная и жаркая. В такой же маревной дымке сливались небо и море. Лишь там, на горизонте, на японских кораблях громыхали тяжелые орудия, и многокилограммовые снаряды японцев прицельно били по высотке, выщербливая каменистую кручу, сотрясая бетонные форты, огнем, дымом и гарью раскаляя и без того жаркий день.
Женька потихоньку отстал от группы и пошел по тропинке к вороненому журавлю длинноствольной пушки. Она стояла на ровной рукотворной площадке, а в шаге в сторону обрывалась отвесная круча. Отсюда хорошо просматривалась панорама и на море и на суше. Там внизу, левее, расположилась удобнейшая в стратегическом отношении внутренняя гавань крепости. С моря штурмовать ее было безумием. Но легендарная высота сопротивлялась до самой зимы.
Окруженная рядами колючей проволоки на ближних подступах, а с флангов меньшими высотками, она все еще была серьезным препятствием на пути противника. Весь ее личный состав, под командованием полковника Третьякова, насчитывал всего лишь 2 тысячи бойцов. А еще японскую речь, скрипы телег, вывозящих раненых защитников крепости, и Крепость могла еще продержаться около двух месяцев, но с захватом Дальнего и разгромом русской эскадры, наверное, это уже не имело смысла.
И на второй день нового года Порт-Артур был сдан. Наверное, это было сделать нелегко. Непросто признавать себя побежденным. Недаром героическую оборону Порт-Артура называют славой и позором России. Позор — в бессмысленной бездарности ее полководцев и чудовищной непродуманности той войны. Его пели, как гимн России. Частенько, под рюмочку, растеплев душой, певал его и Женькин дед Андрей Арсеньевич. По рассказам, очень любил эту песню и его прадед Арсений Балябин. Почему он опять вспомнился Женьке? Может здесь, на этой высоте, политой кровью русских солдат нескольких поколений, и он нашел свою смерть?
Кто знает, кто знает… Почему-то в воображении возник образ полковника Третьякова. Он рисовался очень похожим на его прадеда — сильным, стройным, в военной выправке. Но в серой солдатской шинели, без погон и портупеи, униженным осознанием плена, однако, не сломленным и убежденным в правоте своего дела. Почему судьба наша часто зависит от злой воли чужих людей?
Разве для этого полковник Третьяков оказался здесь, вдали от родного края, защищая интересы своей родины на дальних подступах, чтобы принять позорные условия пораженца? А в чем виноват его прадед Арсений Балябин, что был верен до гробовой доски данной единожды присяге и казачьей чести? Почему он должен был окончить свои дни на чужбине, вдали от родных и близких ему людей?
Страдать, мучиться, но терпеть и принимать отведенную ему долю. И до конца исполнить свой долг. И отомстили. Через четыре десятка лет. С легендарной й высоты японцев в м выбивали русские десантники, которых доставили сюда морские гидропланы…. Он одиноко сидел на тропинке у верхнего каземата и смотрел на синеватую дымку.
У редких скальных островков бился жидким пенопластом ленивый прибой, чуть вдали резал морскую гладь удивительно белый и красивый корабль. Пахло морем, какой-то травой, похожей на полынь, и Юлькиной девичьей свежестью. От ласковых девичьих слов Женьке почему-то сделалось легко и радостно. Девчушка была похожа на ярко разрисованный воздушный шарик, облитый, точно шоколадом, солнечным светом, легкий и трепетный. Казалось, он прилетел сюда на минутку, на мгновение, чтобы, сказав эти несколько слов, тут же улететь, подхваченным легким бризом.
Или лопнуть от избытка своей молодости, свежести и доброты. Она, как беспечный котенок, весело жмурилась от слепящего солнца, задрав очки на светло-русые, здоровые, густые волосы. И Женьке так захотелось обнять это нагретое солнцем кошачье создание, прижаться к нему, нежно погладить по шелковистой головке. Он откровенно заглянул ей в глаза. Словно почувствовав его намерение, Юлька застенчиво потупила взгляд и быстро встала.
Лучше бы она этого не делала, потому что, встав одновременно с ней, Женька решительно обнял враз притихшую девушку. И почувствовав нутром ее доверчивую покорность, безрассудно нашел безвольно-податливые, влажные Юлькины губы. В ее пунцовых щеках почти растворились просяные конопушки. Они пошли вниз по тропинке.
Знакомства / Ищу тебя | Подслушано Комсомольск-на-Амуре | ВКонтакте
По дороге Женька стал рассказывать о своих впечатлениях, о прадеде, о том, что мечтал бы найти его могилу, что он очень доволен этой поездкой, и о другой всякой разной всячине, которую может говорить человек, только что переживший почти одновременно состояние катарсиса и легкой влюбленности. Он то и дело чувствовал на себе восхищенные, внемлющие и, похоже, влюбленные Юлькины взгляды, и ловил себя на мысли, как быстро, за какое-то мгновение, две, еще вчера не знавшие о существовании друг друга человеческих особи становятся близкими, точно знакомы много лет.
А во всем виновата одна маленькая, но очень веская тайна интимной близости, о которой пока знали только они одни, и которая делала такими многозначительными их взгляды, оправдывала мимолетные, вроде естественные, а на самом деле чувственные и о многом говорящие касания друг друга. На небольшом пятачке земли, куда они спустились, стояло несколько открытых лавчонок, какой-то мосток-переход и похожая на смотровую деревянная площадка с перильцами и скамеечками по периметру.
Тут же на небольшом столике мастер рисовал традиционным китайским способом, одним беспрерывным движением по тонкой рисовой бумаге, огромные иероглифы. Выбирают какой-нибудь иероглиф, ну, там счастья, любви, удачи и начинают его бесконечно переписывать, пока, по меткому выражению, иероглиф не улыбнется. А улыбнется иероглиф — улыбнется и счастье. Они пошли вдоль лавчонок, с разложенной по прилавкам всякой всячиной. У одной из них толпился народ.
Молодые люди подошли посмотреть. Оказывается, здесь гадал на каких-то костях седой жилистый старик. Он подбрасывал кости, ждал пока они раскатятся, а потом что-то объяснял по-китайски пожелавшему узнать свою судьбу. Пока он рассказывал, забыв о своих гаданиях, к ним подошла группа японцев, но не найдя для себя ничего интересного, покивав, пошла дальше. Лицо старика помрачнело. А американцев китайцы не любят со времен корейской войны, когда они миллионами истребляли братский народ, травили его ядовитыми бомбами и газами. Старик это все видел своими глазами, когда воевал добровольцем в корейской Армии.
И бедные они вовсе не от того, что у них социализм, а от того, что они тратят деньги на оружие для защиты своей страны от американской агрессии. Он говорит, что американцы хитрые и заносчивые и верить им нельзя. Подошла Оля и, почему-то внимательно глядя Женьке в глаза, сказала, что пора ехать, по дороге у них еще одно мероприятие и обед в ресторанчике. Нельзя ли туда завернуть хоть на минутку? Вам повезло, — улыбнулась Оля. И снова в Женькиной душе затеплилась непонятная надежда. Он знал, что на кладбище захоронены русские солдаты трех периодов истории — русско-японской войны годов, Великой Отечественной года, и начала пятидесятых, очевидно, принимавшие участие в Корейской войне.
А вдруг там, среди кладбищенских холмиков или большой братской могилы, мелькнет знакомое сочетание букв, и сердце дрогнет, и заколотится, точно почувствовав таинственно-необъяснимую сакральную связь между истлевшим прахом прадеда и его, Женькиной, живой плотью. Откуда это в нем? Или это вообще присуще каждому человеку — жить непонятным врожденным инстинктом, вживленным в плоть самой природой, словно маленький электронный чип, и настроенным на первобытную волну суеверного почтительного поклонения своим предкам?
Может это и есть ощущение той, пока еще смутно для него непонятной Федоровской идеи воскрешения отцов, о чем порой, особенно в родительский день, нередко философствовал отец? Да разве только Федоровской! Вся китайская философия, того же Конфуция, основана на глубоком поклонении своим предкам. Но почему его природный путеводный чип настроен на волну именно своего прадеда, точно какая-то программа, или, говоря по-новомодному, алгоритм?
Ни с кем другим из умерших родственников он такой связи не ощущал, даже со своим дедом Андреем Арсентьевичем, которого хорошо помнил еще живым, крепким, и к старости больше ворчливым и всем недовольным. Женька помнил, что когда умирал дед, плакала навзрыд вся семья. Это было тяжелое гнетущее состояние какой-то тоски, которая, казалось, разлилась едким эфиром по всей квартире. Она проникала всюду, во все поры души и тела, и было такое чувство, что поселилась она там навсегда.
Но когда священник прочитал заупокойную, посыпал белый, с церковным рисунком саван мелкой землей и гроб закрыли крышкой, Женька поймал себя на мысли, что он вздохнул с облегчением. А когда на заснеженном кладбище появился небольшой холмик из комковатой мартовской мерзлой глины, отлегло и в груди.
И уж совсем полегчало в автобусе, когда возвращались домой после стихийных кладбищенских поминок на быстро сколоченных столах из неструганных досок, где они, ребятишки, поминали деда Андрея резаными блинами и киселем, а взрослые стылой водкой, хлебом, колбасой и салом. Когда они семьей в родительский день приезжали на городское кладбище на могилку деда, Женька, конечно, проникался общим торжественным настроем, подчеркивающим важность события, но проходило это все просто, по-будничному, как неизменный семейный ритуал, с уборкой могилки, окрашиванием оградки, киселем, блинами, традиционной рюмочкой, воспоминаниями о покойном.
Мать пускала слезу, отец, разомлевший от рюмочки, тоже влажнел глазами. Братья, спокойно сосредоточенные, деланно тяжело вздыхали, но видно было, что они отбывали время и мысли их были заняты совсем другим. Как, впрочем, и у Женьки. Но это его не тяготило. Чувство исполненного семейного долга было сильнее, чем душевные терзания, а может, чтобы переживать ситуацию так, как ее переживают отец и мать, для них, молодых, еще не пришло время? Но почему так сильна его надежда найти хоть какие-то свидетельства жизни прадеда?
Может от того, что Женька никогда не встречался с ним, и жил забайкальский казак в их семье живой красивой легендой, к которой всегда хочется прикоснуться. На кладбище приехали, когда солнце перевалило на вторую половину дня и основательно прогрело мощеную предкладбищенскую площадь с огромным памятником-композицией советским воинам. Потом, как Женька ни пытался, он не смог вспомнить всей композиции монумента, и он остался в памяти бесконечной чередой каких-то фигур в погонах и с оружием. Может, Женька был уже переутомлен тем душевным состоянием, которое пережил на легендарной высотке, а может, какая-то рассеянность накатила на него из-за неожиданного флирта с Юлькой.
Сейчас она шла рядом, будто невзначай касаясь предплечьем его руки, и от этого сладко замирало сердце, а по телу пробегали волнительные мурашки. Его распирала непонятная веселость, от которой хотелось сигануть через кладбищенскую кованую ограду, чтобы показать, какой он сильный и ловкий, и как им можно восхищаться. Уже потом, анализируя прожитый день, он с удивлением поймает себя на мысли, что ни разу за все время не вспомнил про Маринку. Они вошли на кладбище и, не сговариваясь, переглянулись, точно каждый хотел спросить: а туда ли мы попали?! Это был рукотворный парк-оазис, с мощеными дорожками, удивительными аллеями из цветов, пирамидального можжевельника, ухоженных лиственных деревьев, какого-то кустарника, похожего на таежный багульник и кашкару, и длиннохвойной китайской сосны.
Траву, видимо только недавно постригли, Женькины ноздри потянули знакомый запах свежей кошенины. Удивительно, что надо было сделать всего один лишь шаг, чтобы, переступив порог ограды, оказаться совсем в другом мире. Юлька согласно покивала головой. Почему-то первым делом все устремились к огромному кресту, высеченному из гранитной глыбы, поставленному в память защитникам крепости Порт-Артур в русско-японской войне. Дальше шел ровный ряд крестов поменьше, с надписями и эпитафиями, званиями погибших при обороне цитадели.
Полковники, унтер-офицеры, капитаны, вахмистры и урядники… И хотя даты относились в самому началу двадцатого века, Женька все надеялся поймать глазами знакомую фамилию. Потом пошли небольшие памятники со звездами, сплошь относящиеся к году.